Бородин Сергей - Дороги
Сергей Петрович БОРОДИН
ДОРОГИ
Жизнь человека коротка; дороги бесконечны.
Турецкая пословица
1
Автобиография неизбежно включает в себя воспоминания. Поэтому писать
ее и просто, ибо не следует ничего выдумывать, и сложно: ведь надо
определить, что именно является главным среди тысячи событий и
происшествий, составивших целую жизнь. Сложность в том, что и главное тоже
неравноценно, неравнозначно и неоднолинейно: одно было главным и
поворотным для личной жизни, но прошло бесследно для работы; другое -
главным для работы, но ничего не изменило в личной жизни; третье -
неразрывно связало работу и личную жизнь. Поэтому продумывать
автобиографию столь же сложно, как продумать основу предстоящей повести.
Разница лишь в том, что в автобиографию нельзя внести вымысла, а
действующих лиц надлежит вводить из реальной, хотя и минувшей жизни.
Правда, в повестях вымышленные герои тоже не вполне вымышлены - обычно они
являются отражением тоже реальных встреч и существований, творчески
преломленных. В книгу герои приходят из авторской догадки.
2
Надо начать с того, что является главным для жизни - день рождения. Я
родился в четыре часа утра 25 сентября 1902 года в Москве у Никитских
ворот. Вслед за тем меня перевезли в Тульскую губернию, в город Белев,
около тысячи лет простоявший на высоком левом берегу Оки. Здесь и протекло
мое детство. Мы жили в старинном доме на углу Верхней площади, и самое
раннее мое воспоминание относится к трехлетнему возрасту. Перед окнами
шумела базарная площадь, тесно заставленная крестьянскими телегами. Среди
дня там вдруг раздалось несколько выстрелов и взвод конных казаков кинулся
ловить какого-то человека. Нянька мгновенно оттащила меня от окна, а
случайно оказавшийся у нас брат моей бабушки П. Ф. Мигунов, сам
происходивший из казачьего рода, вскочил на широкий подоконник, распахнул
форточку и смотрел вниз, приговаривая: "Ах, негодяи, случись им догнать,
погубят человека!" Но догнать не удалось: пуля задела одного из крестьян,
остальные наспех запрягли лошадей, и десятки возов хлынули с площади,
поневоле запрудив улицу и введя в замешательство казачью конницу. На этом
закончилось мое воспоминание о 1905 годе... К разговорам и вестям о
дальнейших событиях меня не допускали.
После этого город жил в мирной тишине, шел год за годом, и я
постепенно подрастал к школьному времени. Мне едва исполнилось четыре
года, когда бабушка научила меня читать. Зимой, сев у горячей лежанки с
вязаньем в руках, она учила составлять слова по кубикам, а летом я уже
читал ей басни Крылова, сказки Пушкина и братьев Гримм - этих книг в доме
было много. Тем же летом бабушка, родившаяся в 1844 году, учила меня
писать. Учила так, как сама училась - гусиным пером, объясняя, что
стальное не столько пишет, сколько царапает бумагу. С тех пор я научился и
выбирать, и чинить перья острым ножом, и, когда года через два явился
учитель, мне было трудно перейти от гибкого и послушного гусиного пера к
упрямому, бездушному стальному.
Белев жил своими буднями и праздниками, окруженный привольем. На
заливных лугах за Окой буйно росли травы, ароматом бесчисленных цветов был
пропитан весь воздух с весны до сенокоса. А в сенокос нежный и крепкий
запах свежего сена сливался с раздольем песен, когда, прервав косьбу или
жатву, окрестные девушки отдыхали. Это не были нынешние безупречные хоры -
на полях голоса сливались, порой перебивая друг друга, непричесанные,
неприглаженные, как пряди на разгоряченных лбах, пение до
